Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь к факту того, что он не считался полубогом, можно приписать то обстоятельство, которому Бораболла соответствовал в меньшей степени, нежели другие короли Марди.
И, по правде сказать, видя его самого пирующим с одним из его фаворитов, каракатицей с длинными змеевидными руками, словно щупальцами инстинктивно закручивающимися вокруг его головы, когда он ел, немногие умные наблюдатели поняли бы, что человек перед ними был сувереном государства Мондолдо.
Но как там наш пир с рыбными кушаньями? Стоит ли говорить, как старый король сам распустил свой пояс для него; как он воссиял к завершению пира, и как печальное исключение он всё ещё оставался солнечным диском для всех вокруг; диском своего лица, радостного, как южная сторона Мадейры в весёлый сезон винограда? Стоит ли говорить, как все мы стали довольными и откровенными и как шум обеда слышался далеко в ночи?
Стоит.
Пока Медиа медленно ел, Бораболла озадачил его, предложив ему поедать его кушанья более быстро.
На что Медиа ответил:
– Но, Бораболла, мой круглый товарищ, ведь это сократит удовольствие от еды!
– Нисколько, мой дорогой полубог, проявите любовь ко мне: ешьте быстро и ешьте долго.
В середине банкета был внесён огромный мех с вином, выделанный из шкуры козы, с воинственно торчащими на его голове рожками, открытым ртом и длинной бородой, простиравшейся к его чёрным, как уголь, копытам. Со многими церемониальными «саламами» слуги перенесли его вперёд, поместив на одном из краёв праздничных циновок, лежащих перед Бораболлой, где он уселся, заняв своими бёдрами всю эту часть.
Наполнив до краёв бараний рог, самый ёмкий из имеющихся, Бораболла поклонился своим молчаливым гостям, как бы говоря: «Этим вином, которое всё ещё пахнет виноградом, я обещаю вам, как почтенный старый пьяница, рождённый под созвездием того же Козерога, что у вас вина достаточно и ещё остался полный мех!»
– До чего же он весел, – прошептал Медиа Баббаланье.
– Да, его громкий смех лёгок, но смеётся ли он от радости?
Помогите! Помогите! – вдруг закричал Бораболла. – Уложите меня! Уложите меня! Добрые боги, какой приступ боли!
Кубок выпал из его руки, фиолетовый цвет вина перекинулся на его лицо, и Бораболла опустился на руки своих слуг.
– Это подагра! Это подагра! – застонал он. – Боже! Господи! Не буду я больше пить проклятого вина!
Тогда же в отдалении десяти шагов неуклюжий дежурный уронил миску.
– Убери её от моей ноги, негодяй!
И издали бросил другому галантно вошедшему слуге с калабасом:
– Высматриваешь палец на моей ноге, собака!
Всё это время слуги нежно нянчили его. И это принесло пользу, когда, со своей тысячей клыков, злая подагра отступила на некоторое время.
Отложив исполнение приговора, старый король просиял, постепенно становясь весёлым, как всегда.
– Продолжайте! Давайте снова будем веселиться! – закричал он. – Что мы съедим? И что мы будем пить? Эта адская подагра ушла; подходите, неужели ваши верования запрещают?
И мы продолжили.
Но, рассказывая про наш банкет, кое-что остаётся добавить, а именно то, что из него выросла поразительная симпатия между Бораболлой и Ярлом. Интересно отметить, что сразу наш толстый хозяин принял моего Викинга весьма дружелюбно. Как о ещё более удивительном стоит добавить, что это чувство было взаимным. Но они выглядели очень по-разному, они были очень непохожими: Бораболла и Ярл. Несмотря ни на что. И как выпуклости входят во впадину, так и люди соответствуют своим противоположностям, как соответствовал арочному животу Бораболлы вогнутый живот Ярла, готовый его вместить.
И что теперь? Бораболла был весел и громок – Ярл скромен и тих; Бораболла король – Ярл всего лишь Викинг; что же свело их вместе? Проще всего повторить – потому что они были разнородными и, следовательно, близкими. Но как близость между такими химическими противоположностями, как хлор и водород, усиливается от тепла, так и близость между Бораболлой и Ярлом была усилена теплотой того вина, что они выпили на этом банкете. Поскольку из всех счастливых жидкостей сок из винограда самый великий пособник к единению. Правда, он напрягает пояс, но одновременно развязывает язык и открывает сердце.
В общем, Бораболла полюбил Ярла, и Ярл, довольный этим общительным монархом, при всей его болтливости, зауважал его самого, как старого разумного джентльмена и короля, встреченного сейчас в Марди. Поэтому, возможно, его болтливость подчёркивала и одобряла для слушателей ту немногословность, которой восхищались в моём Викинге.
Неоднократно во время банкета наш хозяин умолял Тайи позволить его спутнику остаться на острове после того, как остальная часть нашей партии должна будет отбыть; и он искренне обещал отдать Ярла сразу же, как только мы должны будем воротиться и потребовать его назад.
Но, хотя я не питал никакого недоверия к дружественным намерениям Бораболлы, я не мог вот так с готовностью согласиться на его просьбу, поскольку не Ярл ли был для меня единственным компаньоном, с кем я голодал и пировал? Не он ли был моей единственной связью со всем остальным? Со всем остальным!
Ах, Йилла! При всей последующей радости, при том, что поиски были всеохватны, мы нашли тебя не в Мондолдо.
Глава XCVI
Хирург Самоа
Второй день нашего пребывания в Мондолдо был отмечен демонстрацией хирургических навыков Самоа, который часто хвастался, что хорошо сведущ в науке о ломке мужских голов, а также являлся знатоком в деле исправления повреждённых черепов.
Накануне вечером Бораболла направил отряд своих морских водолазов, чтобы те ранним утром следующего дня расположились у отмеченного участка большого Мардианского рифа с целью снабжения нашего стола некоторым количеством черепах-ястребов, тайные убежища которых размещались среди пустот и галерей затопленной стены коралла, с пенистого края которой грузило, опускаясь, редко достигало своей низшей точки.
Чтобы заполучить этих черепах, нужно было нырять глубоко вниз от поверхности, затем плыть вперёд горизонтально и всматриваться в коралловые соты, тотчас же при их появлении хватая их за плавники, как ловят голубей, проходящих через лопасти зубчатого валика в голубятне.
Как только королевские водолазы опустились в море, один из них, по имени Кархоуну, заметил так называемую акулу-дьявола, мечтательно плывшую от своего летнего грота, устроенного в рифе. Не разбирая пути, ошеломлённый её видом и действуя заведённым порядком, принятым этими водолазами в такой чрезвычайной ситуации, Кархоуну, вспенивая воду, немедленно подплыл к незнакомцу. Но акула, не испугавшись, приблизилась к нему, что было для неё несколько необычно, и испугавшийся в свою очередь водолаз стал подниматься на поверхность. Необдуманно он не запомнил место прохода, которым воспользовался, и тогда же в пределах нескольких дюймов открытой площадки разбил свою голову о существующий риф. Он мог бы погрузиться в живую могилу ещё глубже, но трое из его компаньонов, стоящих на краю, осознали эту опасность и вытащили его в безопасное место.
Обнаружив, что бедняга был без сознания, они безуспешно пытались привести его в чувство